|
ею, а она сама управляла ею, а она сама управляла его бурным течением. Она казалась Фоме самой умной из всех, кто окружал его, самой жадной на шум и кутеж; она всеми командовала, постоянно выдумывала что-нибудь новое и со всеми людьми говорила одинаково: с извозчиком, лакеем и матросом тем же тоном и такими же словами, как и с подругами своими и с ним, Фомой. Она была красивее и моложе Пелагеи, но ласки ее были молчаливы, холодны... Фоме думалось, что она глубоко в сердце своем прячет от всех что-то страшное, что никогда никого она не полюбит, не откроет всю себя. Это тайное, скрытое в женщине, привлекало его к ней чувством боязливого любопытства, напряженного интереса к спокойной и холодной душе ее, темной, как ее глаза. Как-то раз Фома сказал ей: -- Однако сколько мы с тобой денег-то посеяли. Она взглянула на него и спросила: -- А куда их беречь? "Куда, в самом деле?" -- подумал Фома, удивленный тем, что она так просто рассуждает. -- Ты кто такая? -- спросил он ее в другой раз. |
