|
к Ежову руку и заговорила к Ежову руку и заговорила с шипением и свистом: -- Николай Матвеевич! Извините -- это невозможно! Зверский вой, рев!.. Каждый день гости... Полиция ходит... Нет, я больше терпеть не могу! У меня нервы... Извольте завтра очистить квартиру... Вы не в пустыне живете -- вокруг вас люди!.. Всем людям нужен покой... У меня -- зубы... Завтра же, прошу вас... Она говорила быстро, большая часть ее слов исчезала в свисте и шипении; выделялись лишь те слова, которые она выкрикивала визгливым, раздраженным голосом. Концы платка торчали на голове у нее, как маленькие рожки, и тряслись от движения ее челюсти. Фома при виде ее взволнованной и смешной фигуры опустился на диван. Ежов стоял и, потирая лоб, с напряжением вслушивался в ее речь... -- Так и знайте! -- крикнула она, а за дверью еще раз сказала: -- Завтра же! Безобразие... -- Ч-черт! -- прошептал Ежов, тупо глядя на дверь. -- Н-да-а! Строго! -- удивленно поглядывая на него, сказал Фома. Ежов, подняв плечи, подошел к столу, |
