|
в блузе, в серых в блузе, в серых штанах. Лицо у него было темное, точно копченое, глаза неподвижные и сердитые, над толстыми губами торчали щетинистые солдатские усы. Сидел он на диване с ногами, обняв их большущими ручищами и положив на колени подбородок. Ежов уселся боком в кресле, перекинув ноги через его ручку. Среди книг и бумаг на столе стояла бутылка водки, в комнате пахло соленой рыбой. -- Ты что бродишь? -- спросил Ежов Фому и, кивнув на него головой, сказал человеку, сидевшему на диване: -- Гордеев! Тот взглянул на вошедшего и резким, скрипящим голосом сказал: -- Краснощеков... Фома сел в угол дивана, объявив Ежову: -- Я ночевать пришел... -- Ну, так что? Говори дальше, Василий... Тот искоса взглянул на Фому и заскрипел: -- По-моему, вы напрасно наваливаетесь так на глупых-то людей -- Мазаньелло дурак был, но то, что надо, исполнил в лучшем виде. И какой-нибудь Винкельрид -- тоже дурак, наверно... однако, кабы он не воткнул в себя имперских пик, -- швейцарцев-то вздули |
