гладить. -- Я гладить. -- Я думал так пять лет назад, Октябрина Перфильевна. -- А сейчас так не думаете? -- Язвительность так и сквозила в облике и словах Сыроквасовой, роющейся в рукописи, словно в капустных отбросах. -- Разочаровались в жизни? -- Еще не совсем. -- Вот как! Интересно-интересно! Похвально-похвально! Не совсем, значит?.. "Да она же забыла рукопись! Она же время выигрывает, чтоб хоть как-то, на ходу ознакомиться с нею вновь. Любопытно, как она будет выкручиваться? Очень любопытно!" -- Сошнин ждал, не отвечая на последний полувопрос редакторши. -- Я думаю, разговора длинного у нас не получится. Да и ни к чему время тратить. Рукопись в плане. Я тут кое-что поправлю, приведу ваше сочинение в Божий вид, отдам художнику. Летом, я полагаю, вы будете держать свое первое печатное детище в руках. Если, конечно, дадут бумагу, если в типографии ничего не стрясется, если не сократят план и тэ-дэ и тэ-пэ. Но я вот о чем хотела бы поговорить с вами, на будущее. Судя |