|
на грязный пол, на грязный пол, отбросил урку к батарее, уже не владея собой: микстуры, уколы, антибиотики, разные всякие идиотики, изматывающие дежурства, погони, схватки, ночное литтворче- ство сказались, раны сказались, чужая, в него влитая кровь сказалась, Сыроквасова эта... Задавленно хрипя, он вогнал кулаками футболиста под лестницу, размазывал его по стене. -- Вступайтесь за друга, подонки! Вступайтесь же за друга! -- Какой он нам друг! Какой друг! -- прячась за спину урки, твердил кавалер и, что-то вспомнив, толкнул урку в спину, по-бараньи заблажив: -- Геха, режь! Насмерть режь! Геха послушно сунул руку за пазуху, но вынуть нож ему Сошнин не дал: коротким ударом в сплетение вышиб из него дых и, когда урка, охнув, согнулся, поддел его встречным, отправив к заплеванному, мутному окну. Урка ударился головой о батарею, запищал что-то, как крашеный праздничный шарик, из которого пошел воздух, и, как шарик же, смялся, усох, свернулся синим комочком на полу. Футболист не оказывал |
